i  k n o w   t h a t   y o u   s a y   i   g e t   m e a n   w h e n    i ' m   d r i n k i n g ,   b u t                                                         
                                                                                      t h e n   a g a i n ,   s o m e t i m e s   i   g e t   r e a l l y   s w e e t   s o
what does it mean if i tell you to
--------------------------------//_ _ _ _ _ _ _ _ _ _ _ _ _ _ _ _ _

go fuck yourself?
                                                     o r   i f   i   s a y   t h a t   y o u ' r e
                                            b  e  a  u  t  i  f  u  l    t o   m e  ?

---

---

[indent][indent]Шотландский берег волнорезами изрезанный // израненный удар морских волн принимает снова и снова. Потоки свирепого ветра со свистом разбиваются о тонкий силуэт Пламены, развевая полы тяжелой мантии остервенело. На лице копоть да сажа застывшие кожу стягивают неприятно. Она ждет. Чего? Стихия не успокоится, ветра́ никакой пощады не проявят. Она ждет, когда глухой хлопок за спиной раздастся. Вдох очередной болезненный  с д а в л и в а е т  грудь, шторм воет опереттой в ушах. Пламена на краю склона топчется, бесстрашно вниз опуская взгляд. Инстинктивно шаг назад делает и на руки Полякова натыкается. Он ладони мягко выставляет, поддерживая Мену. Димитрова едва заметной улыбкой встречает его фразу: «поръчката завършена?».

[indent][indent]— Имаше ли съмнения? — тихий голос тает с новым потоком ветра. Поляков по губам читает, в ответ улыбаясь. — Това е хубаво, — хлопает его по плечу несколько раз, обходя справа и слегка предплечье его задевая.

[indent][indent]Пламена шагает статно, от того и медленно. Ветер с большим усердием раскидывает полы мантии из стороны в сторону. Издалека она вероятно на голодного дементора похожа, что медленно плывет к полуразрушенной башне, которая в память о существовании маггловского замка осталась. Димитрова внутрь проскальзывает, ныряет рукой в перчатке за пазуху, где в кармане внутреннем надежно артефакт припрятан. Поиски дельной вещицы заняли несколько недель и стоили Пламене множества бессонных ночей. В раскрытую ладонь Полякова вкладывает крохотную шкатулку с резной крышкой, в последний миг пальцами обвивая артефакт и за тыльную часть длани мужчины цепляясь.

[indent][indent]— Толгерм ще бъде доволен, — он в ответ пальцами сжимает ладонь Пламены в одобрительном жесте. Пламена  н е   о т п у с к а е т  его. Поляков — её тонкая н-и-т-ь, тянущаяся от сердца [ что по болгарским пейзажам и темным переулкам, вымощенным средневековой брусчаткой,  с к у ч а е т ] до родной Болгарии // Видина. С беспокойством и пытливостью в глаза ему заглядывает. — Просто бъди внима­телен, нали? — на обреченном вздохе произносит она, чувствуя как нёбо и губы щекочет от заботы о ком-то; о ком-то, к кому никогда бы не подумала проявить беспокойство. — Кой трябва да внимава, това си ти, la insensé, — Поляков рассыпается в улыбке задиристой, в последнее слово вкладывая  и н о й  смысл.

[indent][indent]Богдан единственный, кому Пламена изредка, но доверяла. Доверила и рассказ о том, как под двуличной личиной ворвалась в светское общество магической Британии. Рассказала о  ф р а н ц у ж е н к е , чьи волосы цвета лебединого крыла из мыслей прогнать не способна была, поэтому согласилась на опасную миссию, что на время вытеснить смогла Розье. Димитрова искала золото, но сокровище нашла. Проклятое.

[indent][indent]— Добре, — фыркает в сторону потерянно, признавать правоты Полякова не желая. Находиться рядом с Француазой опасно, он прав; ещё опаснее хранить её образ в памяти. — Не се бавете с новата поръчка, — едва заметно кивает и брови возмущенно поднимает, выражая претензию шутливо. Богдан глаза закатывает, тяжело вздыхая. Пуговицы на дубленном пальто расстегивает, зная, что пытливая Димитрова сразу руку во внутренний карман запустит. Она достает письмо, запечатанное сургучной печатью, с видом словно рождественский подарок из праздничного чулка выуживает. — Побързай к Толгерму, — обнимает Богдана, похлопывая на прощание по спине.

[indent][indent]Поляков ненавидит как Пламена исчезает. Аппарирует прямо из его объятий в новый омут, куда Толгерм направит. Она в свои апартаменты в магическом квартале Лондона возвращается. Письмо небрежно бросает на дно выдвижного ящика при входе, сразу заклинанием запечатывая. Новый артефакт, новая миссия. Димитрова беспрекословно выполнит поручение. Наспех приводит себя в  б о ж е с к и й  вид. Смывает сажу со скул // щёк, скидывает дорожную мантию, так и оставляя ту грудой тканной лежать на полу. Бытовым заклинанием волосы в порядок приводит. Слишком удобную форму ликвидатора меняет на повседневную одежду, с легким налетом изыска. Она  у ж е  знает откуда поиски начать. Выбирает мантию цвета умбры, чтобы наверняка слиться с тусклым светом, падающим на стены Белой Виверны.

[indent][indent]По Лютному переулку Пламена тенью плывет, мимикрируя с толпой волшебников, поглощенных делами будничными. В пабе заметно тише, чем неделю назад. Школьники уехали в Хогвартс, их родители более не заполоняют заведения и не шумят, радуясь долгожданной встрече. Сегодня Виверна, как никогда, тиха. Самое время подземным воротилам выползти на аромат разбавленного пойла, чтобы новыми делами ворочать. Пламена несколько галлеонов оставляет за баром. Здесь знают какое любимое место у Димитровой, знают какой любимый напиток;  н е   з н а ю т  кто она на самом деле, но в курсе, что позволить себе дорогую янтарную без ущерба для кармана способна.

[indent][indent]Ей приносят огневиски, положив две засахаренные дольки свежего лимона сверху, которые полумесяцами плавают, пропитываясь напитком. Ставят аккуратное ведерко со льдом. Пламена пальцем указательным ведет от него в стакан, указывая двум кубика льда траекторию полета. Делает первый глоток, что вкусами взрывается в пересохшем рту. На спинку кресла откидывается, на миг запрокинув голову и глаза прикрыв крепко. Груз уходящего дня ухает куда-то под скрипучий // протертый пол Белой Виверны.  Н е н а д о л г о .  На тяжелом выдохе Пламена голову поворачивает на: «мисс Димитрова».

[indent][indent]— Мена, — сквозь зубы с натянутой улыбкой выдавливает, подавляя резко возникшее желание ближе подсесть // придвинуться к плечу Француазы. Кто же ещё мог в самое неподходящее время ворваться? Димитрова глубже в кресло садится, подтягивая к себе огневиски. Слушает молча неуместные извинения, которые по сути ситуации не меняют. Пламена долгой приглушенной трелью смех разливает в ответ на слова об оплате. — Ты не могла бы говорить тише? Со стороны звучит как сомнительное предложение. Особенно в месте вроде этого, — Димитрова прекрасно понимала о каких услугах идет речь, но упустить возможности съязвить не могла; слишком непозволительная роскошь в столь неспокойные времена. — Допустим, я заинтересована, — лениво // беззаботно тянет Пламена, скучающим взглядом очерчивая дугу. На самом деле не очень. Что такого может иметь чистокровная девица чей досуг ограничивается светскими приемами и подобием работы или чем там занимается Француаза? Димитрова точно не знала, поэтому не считала важным тратить время на забавы изнеженной аристократки. В иных декорациях у них  п о л у ч и л о с ь   б ы  взять друг от друга то, что хотелось, но здесь...? Поток мыслей Пламены резко отрубает, когда тонкое запястье оголяется. Димитрова безвольно следует всем телом за поднимающимся рукавом платья, которое очевидно недавно было белоснежным, как и сама Француаза. Она тянется к кровоточащим ранам, но вовремя останавливается. Кончики пальцев так и остаются застывшими над глубокими рванными шрамами; всего в паре миллиметров. — Покажи артефакт, — из Димитровой вмиг испаряется задор; та самая ленивая беззаботность, граничащая с пренебрежением к  и д е а л ь н о м у . Француаза Розье не_идеальна. Пламена, наконец, видит это, чувствуя как в сердце взрывается гулкий стук, что разрядом пробивает всё тело. — Хм, — мотает головой разочарованно. — Я не могу помочь, когда не знаю с чем бороться, — она взглядом указывает Розье на дверь, понимая, что больше информации не получит. — Ладно, тогда... — Димитрова одним махом допивает огневиски, плотно губы поджимает пока янтарная прожигает горло, спускаясь по трахее и оставляя сладкое послевкусие, смешанное с легкой кислинкой, — ...обратись в Мунго, раз мне не доверяешь, — она поднимается и собирается уйти, но в последний момент опирается ладонями о край стола и нависает над Француазой. — Мне казалось, что мы с первого взгляда понимаем друг друга, ma chérie, — напоследок мурчит по-французски. Пламена специально выучила несколько флиртовых выражений после встречи с Розье. Димитрова ладонями скользит до середины стола и ближе к Француазе придвигается, переходя на шепот. — Мне не нужны твои деньги, но то, что нужно, ты едва ли предложить сможешь, — Пламена по глазам видит — Розье врёт; бессовестно и неумело врёт. — Bonsoir, mademoiselle Rosier.

[indent][indent]Димитрова очерчивает между линию, словно не было ни единого приема в светском обществе между ними; словно они не бросали пытливых взглядов друг на друга, когда некоторые чистокровные семьи приглашали Пламену на званные ужины. Она по-пуритански цепляет пальцами лимонную дольку из стакан, закусывает цедру и уходит первой. Очевидно сегодня ей лучше провести время в более тихом месте, чтобы перевести дух.

[indent][indent]Сырость в Лондоне затхлая //  п р о м о з г л а я , ничего общего с ласковым морем родины не имеющая. Пламена до сих пор к серости улиц и лиц привыкает. Надвигает капюшон мантии на половину лица, помня, что до сих пор местные оборачиваются на неё. Димитрова не похожа на британцев // англичан. Не то чтобы выглядит иначе — таких, как она, здесь великое множество. Но Пламена ходит иначе. Выправка у неё военная так и осталась со времен Дурмстранга. Плечи статно разводит и спину ровной держит не так, как с детства заставляют девочек-аристократок, что с ней в одной параллельной плоскости росли и воспитывались. Статность Мены с горделивостью и задором граничит, а статность прочих [особенно Француазы] выглядит болезненной и навязанной, порой наигранной. И эта маска Димитровой не нравилась. Ей лишь удалось кончики пальцев под неё запустить, но нематериальное порой придавливает сильнее материального.

[indent][indent]Пламена минует череду сомнительных заведений Лютного. Сегодня улов неутешительный. Она попробует завтра и послезавтра, и днем после, а за ним днем следующим — пока за зацепку не уцепится, не потянет осторожно за нить, ведущую к клубку нужному. До Косого переулка остается всего ничего. Полсотни шагов и поворот налево. Димитрова предпочтет остаток вечера в Дырявом котле провести — в тепле, с кружечкой сливочного пива. Порой и здесь проскакивали любопытные слухи, часто разносимые крысой местного происхождения, иными словами Мундунгусом Флетчером. Пламене посчастливилось недавно прижучить этого таракана и мягко выудить необходимую информацию. Она рассчитывает на  е щ ё  о д н у  полезную встречу. Рассчитывала бы. Пока сознание пульсирует шестеренками, что план новый выстраивают на пепелище старого, знакомый голос взывает. На секунду Пламена хмуро брови сводит, поворачиваясь недоверчиво и идти спиной вперед продолжая. Она верит, что  с м о ж е т  вновь повернуться на сто восемьдесят и продолжить путь по маршруту намеченному, но как бы не так. Как бы не так, Француаза.

[indent][indent]Дерзость // ёрничество комом в горле становятся, перекрывая кислород наглухо. Пламена, словно ведомая, пальцами крепче сжимает ладонь Розье, позволяет ей вести за собой. Димитрова смотрит только девушку, чей силуэт вероятно узнает из множества прочих. Взгляда не сводит даже в момент, когда устремляется спиной напролом к грязной кирпичной стене. Сдавленный вздох тонет в шуршании мантий и мусора, откинутого небрежно ребром сапога. Пламена по наитию руками скользит к предплечьям Француазы, чувствуя необходимость бережно придержать её. Розье будто стала  б л е д н е е . Димитрова едва заметным прищуром оценивает состояние волшебницы. Чувствует её тяжесть, как свою собственную.

[indent][indent]— Как я уже сказала, тебе нечего мне предложить, — напомнила Пламена, голос понизив. — Мне нужен артефакт, иначе я не смогу обезвредить его пагубное влияние на тебя, — конечно, Димитрова лукавит. Сможет. Достаточно понять природу магической вещицы. Элементарного осмотра шрамов Француазы хватит дабы понять с чем дело имеет. Присмотреться внимательнее, чтобы с заклинанием не ошибиться. — Когда у тебя насморк, целитель хочет понять простуда это или аллергия, ведь лечение в корне отличается, понимаешь? — начать издалека не самая подходящая тактика, когда у человека напротив время на исходе, но и Пламена в Лондон прибыла не на отдых. — Как думаешь что я хочу услышать? — Димитрова придвигается ближе, сокращая между ними расстояние до непозволительного; в глаза заглядывает, сверля взглядом настойчивым. — Дай мне хоть какую-то стоящую информацию, — Пламена уверена — у неё времени достаточно; уверена, что Француаза продержится до момента истины.

[indent][indent]Она не единожды проделывала  э т о т  фокус. Выжидала до последнего пока информатор ради выживания не будет готов на всё, чего добивалась услышать Димитрова. Вера Пламены колеблется. Нечто, до настоящего момента неизвестное ей самой, зудит елейным голосом: «так неправильно». Мерзкое ощущение слабости, с которым Димитрова по обычаю своему боролась без каких-либо потерь в моральном ресурсе, но теперь...? Всё внутри переворачивается от осознания того самого  т е п е р ь . Пламена ослабляет свою дерзость, гасит беспринципный напор. Душу кошки не просто дерут, а выскабливают, рвут на безвольные лоскуты. Предать себя и свои убеждения ради едва знакомой девицы — не то к чему стремилась Димитрова; совсем не то.

[indent][indent]— Подожди...? — снова хмурится, но в жесте вопросительном. — Ты по работе столкнулась с темным артефактом, но не можешь обратиться к целителям. У тебя полно денег, но к местным подпольным дельцам ты в том числе пойти не можешь. То, что оставило на тебе такие увечья, едва ли могло храниться в лавке Бёрка, — паззл постепенно складывался. Пламена уже знала ответ, но тело предательски содрогнулось от  о с о з н а н и я . — Так как я из Дурмстранга и занимаюсь заклятиями куда профессиональнее ваших ликвидаторов, хах... — она отводит взгляд в сторону, кратко усмехаясь. — Я ещё вдобавок незаинтересованная сторона, ведь ты, Фрацуаза, — Мена в губы горячо шепчет, — невыразимец. Я права? — уголки губ непроизвольно тянутся вверх, рисуя победную улыбку. — Можешь ничего не говорить, я знаю, что права, — наверное это и добивает Розье окончательно, что она голову камнем обрушивает на плечо Димитровой. Пламена на пару секунд застывает каменной статуей, откровенно выбитая из колеи. Такие, как Француаза, не кидаются с объятьями и слабости не показывают. Она доверила Мене больше, чем может представить. Димитрова тихо воздух тянет, боясь спугнуть девушку. Бережно руками обвивает, стремясь не просто обнять, но и помочь на ногах удержаться. К себе крепче прижимает, бережно чуть выше талии придерживая. — Я помогу. Держись крепче, — шепнула ей на ухо Мена, щекой прислонившись к скуле Розье.

[indent][indent]Пламена глаза закрывает, в очередной раз голос разума затыкает. Она  з н а е т , что вероятно самую грандиозную ошибку совершает. Немного концентрации, хлопок и совместная аппарация переносит их в прихожую апартаментов Димитровой. Мена до сих пор в объятьях держит Француазу, лишь после длительной паузы выпуская. Кивает в сторону длинного коридора, в конце которого дверь скрывает гостевую комнату. Димитрова не приглашала сюда даже Полякова, но вот так легко привела Розье; ту, чувства к которой бурлили  н е п о н я т н ы е . Она приводит Француазу в темную комнату. Взмахом руки зажигает все свечи, но здесь по-прежнему мрачновато — так в духе Англии. Помогает усесться в кресло, все ещё ни слова не проронив. Сама к камину направляется, по пути ладони растирая. Синхронный щелчок пальцами и два языка пламени вздымаются до верхней стенки дымохода. Теперь спальня может претендовать хоть на какой-то уютный антураж.

[indent][indent]— Поражены ведь не только руки, — уточняет Пламена, скидывая тяжелую мантию и небрежно кидая на соседнее кресло. Она указательным пальцем на мокрое пятно, растекающееся по вороту платья Француазы, указывает. — Придется показать их все, — говорит она, намекая на шрамы, прекрасно понимая, что теперь процедура становится более, чем и н т и м н о й . И на миг непоколебимость Димитровой испаряется. — Я помогу, — кажется, она дважды за вечер говорит эти слова: то ли успокаивает Розье, то ли себя убедить пытается. Пламена нависает над девушкой, расстегнуть мантию помогает. — И платье, — старается беспристрастно выдавить она, руку протягивает, чтобы Француаза зацепилась и встать смогла. С замком справляется не с первого раза, собачкой цепляя ткань раза два. Старается не задерживать взгляда на длинной кровоточащей, глубокой ссадине. Обходит Розье и становится к ней лицом к лицу. — Готова?

[indent][indent]Пламена с беспокойством смотрит чуть выше глаз Француазы, не смея  е щ ё   б о л ь ш е  смущать её. В определенном кругу и при некоторых иных обстоятельствах просьбы // действия Димитровой можно расценить как нечто оскорбительное. Настолько честь порочащее, что впору вызывать её на дуэль. Мена  с т а р а е т с я  изо всех сил молчать, не причинять вреда морального. Розье теперь в руках волшебницы как ледяной артефакт — изящная, но хрупкая. Пламена шумно воздух через зубы тянет, когда тонкие руки буквально отдирать ткань от кожи израненной начинают. И дела ей не должно быть, ведь Француаза делает это с собой  с а м а . Неизвестно какой черт или дьявол на левом плече Димитровой устроился с лучшими удобствами, но именно он сподвигает её  о с т а н о в и т ь  пытку, причиняемую Розье.

[indent][indent]— Погоди, — голос Пламены в жалости дрогнул. — Так только хуже, лучше я сама, — она все же сталкивается взглядом с Француазой, едва заметно кивая и глядя на неё с чем-то более  г л у б и н н ы м , чем обычная человеческая жалость. — Придержи волосы, Рапунцель, — и обойтись без подначивающего комментария всё же не смогла. Усмешка с тихим шелестом срывается с губ, завершая нелепый пируэт усталым вздохом.

[indent][indent]Холодным потоком // тонкой струйкой воздуха Пламена дует на пульсирующую рану на шее, медленно и почти безболезненно стягивая платье. Тоже самое проделывает и со второй стороной. Долгим выдохом охлаждает ключицу, где проклятые письмена отпечатались глубже прочих. Платье п/о/ч/т/и идеально соскальзывает по утонченному силуэту Француазы; почти. Запекшаяся на бедрах кровь не позволяет случиться единственному возможному красивому жесту. Пламена опускается ниже, присаживаясь на уровень бедер. Новым холодным выдохом остужает горячую [вернее  г о р я щ у ю ] кожу, только тогда с особой осторожностью отдирает ткань, придерживая нежную // тонкую кожу кончиками пальцев. В новоявленном облике Француза отдаленно леди Годиву напоминает: гордая и обнаженная, классической бледной красоты и аристократической статности. Пламена к прикроватной тумбе отходит, из одного из ящиков невидимки выуживает, и возвращается к Розье, тенью за спину её скользя. Всё в таком же молчании перекидывает волосы цвета снегов Килиманджаро за спину. Спутанные волосы на три равные части распределяет и косу не_тугую заплетать берется.

[indent][indent]— Рапунцель — сказочная printsessa с длинными-длинными светлыми волосами, — отвлеченно рассказывает Мена, перебирая шелковистые пряди Француазы. — Разумеется, она заточена в башне, разумеется, ждет принца, который освободит её, разумеется, у неё есть злобная мачеха-колдунья, которая держит Рапунцель на коротком поводке, потому что волосы её волшебные и даруют вечную молодость, — с неким пренебрежением перечисляет Димитрова, собирая косу в пучок, отдаленно напоминающий искусно слепленную ватрушку. Вот по чему Мена порой скучает на чужбине. По настоящей выпечке, сделанной заботливыми руками. Здесь же сплошь и рядом пироги, небрежно нашпигованные непонятными и зачастую безвкусными начинками. — Как-то устарело, не находишь? Спасает тебя вовсе не принц, а беда твоя в том, что ты дракон, зарящийся на проклятые драгоценности, — она последней невидимкой волосы закрепляет, готовая наконец к делу перейти. Но готова ли Француаза? — Я всегда права, — Димитрова не без бахвальства сразу отзывается на слова девушки. — Не всё? — Мена вопросительно изгибает бровь, пытливым взглядом вперившись в Розье. Волшебница лишь распаляет интригу, но Димитрова предпочла не выпытывать иные мотивы — время не на их стороне. — Вечер становится всё занятнее и занятнее, — пробормотала Пламена в  н е п о з в о л и т е л ь н о й  близости к Француазе, чтобы та наверняка услышала.

[indent][indent]Димитрова заводит руки за спину пока отметины разглядывает. Ищет нечто общее между ними, чтобы природу их понять. Некоторые символы ей знакомы, но вовсе не из школьной программы; куда хуже — некоторые символы уходят корнями в её собственную историю. Взмахом палочки Мена призывает в гостевую несколько книг и личных дневников, страницы которых исписаны наблюдениями, собранными с семьдесят третьего года. Роковой сгусток памяти, не дающий спокойно Пламене спать по ночам по сей день. Ошибка, стоившая близкому человеку полноценной жизни. И она [жизнь во всей красе ироничная] так и не научила Димитрову относиться к опасностям серьезнее. Ещё одним взмахом палочки волшебница оставляет книги левитировать, пальцами перелистывает невидимые страницы, ища похожее начертание; безусловно древнее и могучее.

[indent][indent]— Артефакт украшен рубинами? — спрашивает она, нарушив длительную паузу. Мена резко распрямляет ладонь, останавливая перелистывание страниц. Бегло проходится по руническому алфавиту первородной формы суахили, несколько раз взгляд словно загипнотизированный переводит с книги на израненную кожу и обратно. — Можешь пока присесть отдохнуть. Мне надо подготовиться, — Пламена обреченную интонацию в голосе глубоко прячет, из комнаты выходя. Она из коридора заклинанием перетягивает роскошные комнатные цветы, подаренные кузиной. Амайя не оценит их гибели, но две дюжины фикусов, каламондинов, драцен и хамедорей не такая великая жертва, когда на другой чаше весов колеблется чья-то жизнь. Увесистые горшки вплывают в гостевую комнату, поочередно в идеальную дугу выстраиваясь. Из небольшой комнаты, что стала хранилищем для лекарственных зелий и подобием личной зельеварческой лаборатории, похожей скорее на подсобку, Димитрова забирает несколько баночек с заживляющей мазью и пачку пластырей. — Когда я только стала ликвидатором, работа представлялась мне несколько иной, чем она есть. Только вдумайся. Путешествия по миру, опасные приключения, из которых ты всегда выходишь целой и невредимой, потому что ты — ликвидатор, ты сильнее любых ненастий и проклятий, но первая миссия показала мне другую сторону этой работы, — Пламена раскладывает баночки, открывая для начала только одну. — Иронично, но первая моя миссия была в Уганде. Я познакомилась с древним племенем, которое там живет с начала времен, если так можно сказать. Жена вождя поведала одну легенду. О рубиновой шкатулке отвергнутой любви, если переводить дословно. На суахили звучит куда красивее, — Димитрова ладонь к плечу Розье прикладывает, постепенно с силой вжимая в спинку кресла. — Её дарят тем, кто не ответил взаимностью. Она поражает проклятьем любого, кто когда-либо разбивал кому-то сердце. Чем жестче был отказ, тем сильнее проклятье изводит. Такая сила не успокоится пока не убьет живое, так что приготовься, будет очень больно, — Димитрова прикладывает кончик палочки к ключице, начиная вытягивающее скверну заклинание читать нараспев. Словно выворачивая сгусток проклятья палочкой крутит, на себя тянет пока рана чистой кровью не проступает. Резким взмахом палочки перекидывает черную дымку с рубиновыми прожилками на цветок. Туман сжирает его дотла, не оставив ничего, кроме погибшей земли, покрывающейся белым налетом. — Всё-всё, ты молодец, держись. Знаю, больно, только держись, — принимается успокаивать Француазу, спеша намазать исцеляющей мазью свежую рану, напоследок закрывая её пластырем. — Продолжаем?

[indent][indent]Пламена на ноги поднимается, чувствуя как часть сил покинула и её. Она вновь смотрит на погибший цветок [то, что от него не_осталось]. Странные чувства накрывают тревожной волной, когда Мена зацикливает взгляд на белый // гиблый налет на земле. Нет проклятья жгучее, чем безответная любовь. Но Димитровой дико осознавать и другое — она и сама на какую-то часть принадлежит к людям, способным сотворить настолько злую вещь. И не в том ли парадокс, что жизнь свою связала с  л и к в и д а ц и е й  темных предметов. Некоторые из них спасти удавалось. Проклятое золото // серебро отмывалось от заклятий жадности и бережливости легко, снова сияло и многие волшебники не подозревают  ч т о   и м е н н о  бренчит в их кошельках с галлеонами и сиклями.

[indent][indent]Димитрова выпрямляется, плечи разводит и головой круговое движение делает. Ещё двадцать семь проклятых сгустков. Двадцать семь. Француаза та ещё роковая сердцеедка, с невеселой усмешкой думает она, протягивая ей руку. Пламена знает как облегчить боль Розье, от того в глазах у неё сноп искр затейливых переливается.