аларик
Закат слизывает пыльную брусчатку парижских беспокойных улочек. В лунном свете грязь назревающей революции сияет, как и блестит запекающаяся кровь. Нильс давно отметил про себя, что какими бы разными люди ни были, все они смертны. Даже если умирают по-разному, итог для всех один. И кровь у всех одинаково горячая, когда хлещет из ран. И кости ломаются одинаково, когда петля на шее затягивается. Головы секирой отсоединяются почти с одним и тем же характерным хрустом.
Париж купается в смертях и зрелищах. Тенью между живыми и умирающими проскальзывает Нильс. У него не так много времени, чтобы спасти юношу и отвадить от беды. Как только он погружается в сон, Фробениус чувствует это. Его силуэт обращается черным песочным прахом и попутным ветром стремится в Бон-Нувэль. Юный Этьен спит беспокойно, преисполненный волнением, ведь завтра для него настанет новая жизнь.
Нильс застывает в оконном проеме, устроившись на подоконнике. Часы, чуть криво висевшие на стене напротив, делили время по секундам ненавязчиво, творя свою магию, Хроносом даренную и благословленную. Фробениус редкий гость у детей страше четырнадцати. Ему всегда казались интересными детские страхи и кошмары. Они разнообразнее, интереснее и изобретательнее. Пока взрослая жизнь, скудная на фантазию, не тронула умы этих маленьких детей, воображение создает шедевры, свидетелем коих Нилс являлся.
Этьена не волнуют драконы и спасение принцессы, не тревожат притаившиеся в тенях демоны. Он боится стать никем, потеряться в стенах бюро, владельцем которого станет через несколько часов. Этьену придется работать, потеряв статус дорогого гостя. Его фамилия, указанная на приветственной табличке, не просто повод для гордости, но и ответственность, которая тоже страшит сердце юного мсье.
— Как скучно, — хмыкает Нильс, встретив кошмар Этьена на поверхности.
Он бесшумно соскальзывает с края подоконника, ныряя в комнату юноши. Остатки уходящего детства тонули в лунном свете, который освещал несколько полок, плотно уставленный солдатиками. В знакомых расцветах Фробениус узнает кавалеристов, революционеров в пыльных сапфировых кителях, артиллеристов с бордовыми мишенями на груди. Душа Этьена явно не лежала к семейному делу. Отвернутый лицом к стене портрет его отца тому лишь очередное доказательство.
Убедить юношу выбрать собственный путь, отказаться отказаться от гордого звания наследника и сохранить разум... Нильс создан не для этого, но даже такие существа, как он, порой вынуждены соглашаться на деньги ради выживания. С каждым веком все труднее поддерживать жизнь, к которой привык.
Фробениус ведет ладонью вниз над телом Этьена, рассыпая черную песочную пыль. Задерживается над головой и медленно приближает руку к горящему лбу. Юноша тяжело и часто дышит, цепляется за края кровати и сминает простыни в пальцах. Нильс почти заканчивает работу, внушая Этьену дюжину опасностей, если роль на себя новую примет. Нильс показывает покушения на жизнь, вспоминая все возможные способы и выбирая из них самые жестокие. Решает добить Этьена, демонстрируя одну неудачу за другой, из-за которых тот вынужден будет побираться у Лувра и Монмартра. И ото всюду его гнать станут, не узнав за всклоченными грязными волосами и рваной одеждой юношу, чье лицо встречали в газетах раньше.
Руку Фробениуса охватывает чья-то удавка и тянет на себя. Он едва выпутаться успевает, чуть не перелетев через кровать Этьена кувырком вперед. Жуткие звуки, принадлежавшие тварям, разносятся по стенах эхом. Нильс опасливо оглядывается по сторонам. В тенях едва различимы очертания нечеловеческих форм. Он всмотреться пытается, но толчок в спину получает. Плечом сбивает шкаф с революционерами, что сыпятся карточным домиком. Стекло россыпью падает на пол и хрустит под ботинками Нильса.
— Проклятье, — рычит себе под нос, потирая ушибы.
Он ведь не мог случайно выпустить из подсознания Этьена что-то не то. Образы обезображенных тварей ему ранее не встречались. Фробениус бы запомнил в рядах скучных страхов нечто подобное. Его манипуляции не работают. Приходится тени призывать на помощь. Из лоскутов он творит путы, связывая монстра по рукам и ногам, если их так назвать можно. Нильс ощущает отсутствие жизни в том, кто пришел ему помешать. Оно — чье-то марионетка. И эта мысль светлеет на лице Фробениуса в аккурат ползущей злорадной улыбке.
— Кто тебя послал? — Нильс подносит руку ко лбу твари, не отказывая себе в удовольствии зарядить ему щелбан. — Спрошу ещё раз. Кто твой хозяин, уродец? — следующий щелчок приходится на кончик носа.
От недовольства и боли существо мечется. Когда оно протяжно завывает, Нильс терпеливо ждет. Он понимает, что тот зовет своего создателя.